Бесёдные песни

Калашникова Р.Б. (Петрозаводск)

БЕСЁДНЫЕ ПЕСНИ ЗАОНЕЖЬЯ КОНЦА XIX ВЕКА

В 60-е гг. XIX в. «и гримая» заонежская беседа существовала как относительно устойчивая синхронная художественная система, пронизанная обрядовой культурой. Это подтверждается тем, что в январе 1860 г. на святочной беседе в Шуньге П.Н.Рыбников сумел записать вариант древнего хоровода, в котором все присутствующие выбирались «друг по дружке» (цепочкой) под песни в круг [001]. Уникальность записи зимнего хоровода в середине XIX в. подчеркивалась многими исследователями (В.И.Чичеров, Т.А.Бернштам), поскольку в центральной полосе России в это же время зимний хоровод был явлением не характерным и сравнительно давно исчезнувшим. Рыбников объяснял это, в частности, «уважением к обрядности», доведенном в Заонежье до крайней степени вследствие развития старообрядчества и близости Выгорецких общежительств. В третьем томе «Песен, собранных П.Н.Рыбниковым», автор опубликовал 32 бесёдные песни, в том числе 21 из Шуньги (Заонежье). Термин «бесёдные» был к тому времени достаточно распространен в этнографической литературе (применительно к Пудожью -«вечорочные», Кемскому Поморью — «вецериночные», общерусское -«посиделочные» песни). Позже, к 20-м годам XX в., он начал забываться, как забылись и сами беседы, на смену которым пришел клуб [002]. Безусловно, сохранились записи бесёдных песен в публикациях Ф.Студитского (1841), В.Дашкова (1842), Е.Барсова (1868) и др. [003], однако все они разбросаны по ставшим уже библиографической редкостью книжным изданиям, дореволюционной периодике, многие хранятся в архивах неопубликованными. Эти песни, привлекавшие не слишком пристальное внимание исследователей народной культуры XIX в., практически мало изучены и современной фольклористикой, хотя их жанровое своеобразие неоспоримо.

Бесёдные песни должны рассматриваться только в контексте традиционной молодежной бесёды, ибо они отличались сильными внетекстовыми связями. Такие песни исполнялись в закрытом помещении — избе (на ограниченном, замкнутом внутри себя пространстве) [004] в осенне-зимний период крестьянского календаря. Традиционными были места девушек и парней на бесёде. На «и гримых» беседах костюм девушки (душегрея, сетка-поднизь) представлял собой костюм невесты.

Бесёдные песни были строго возрастными: они исполнялись исключительно деревенской молодежью, даже подростками (на бесёду девушки начинали ходить с 15 лет, а если «бойкая», то с 13-ти). Старшие в этом пении не участвовали.

В отличие от весенне-летних хороводных (заонежск. — «круговых») песен, бесёдные песни исполнялись в смешанном хороводе (см. у Рыбникова: «хор девушек и парней поет», с. 123). Если в летнем хороводе пели песни по преимуществу протяжные, печальные, то зимой — веселые и быстрые. «Вам спасибо, мои подруженьки, спили пuсенки веселые, веселые — бесенные», — говорится в причети невесты [005]. Бесёдные песни разыгрывались парнями и девушками, любовь к сценической игре, драматизации объяснялась прежде всего возрастом исполнителей. На бесёдах в зимних хороводах происходило своеобразное разыгрывание свадьбы. Песни, включенные в свадебную игру, по своему происхождению были игровыми, величальными свадебными, плясовыми, протяжными, проходочными, однако, включаясь в функционально неделимую семиотическую систему (праздничная бесёда), использовались как обрядовые песни со свадебной семантикой. Почти каждая из них несла «след» обряда, в жесте, игре, тексте был закодирован свадебный смысл.

Свадебная игра носила торжественный, магический характер. (Интересно, что в XX в. разрушенный свадебный хоровод был заменен в Заонежье широко распространенной фарсовой комедией — игрой на свадебную тему «Пахомушкой».) Во время пения девушки, основные участницы хоровода, накладывали на себя «славу» (по-заонежски — «славутность»): они покидали определенные традицией места (лавки в заднем углу), что соответствовало народному выражению «не сидеть по подлавочью» — не сидеть в девках, тем самым способствуя своему скорейшему выходу замуж. Вспомним, что время проведения самых ярких и многолюдных — святочных бесёд — совпадало со временем святочных гаданий девушек и накладыванием на себя «славы» в крещенские дни.

Бесёдные песни орнаментальны. Как в узорах вышивки, росписи прялок, так и в орнаментальном хождении по избе, словах бесёдной песни соблюдалась строгая традиционность и символичность повторяемых мотивов. Ритмизованный повтор слов, слогов, фраз, отдельных песенных формул чередовался с неожиданно короткими вставками, образуя затейливый рисунок бесёдной песни. Система образов бесёдной песни проста, живописна и иллюзорна. Своей красочностью, фактурностью, искренним «наивом» она напоминает образность лубка. Сюжетика бесёдных песен в основном однотипна. Старый муж — «главное пугало» (Б.Назаревский) бесёдных песен. Старого мужа бьют, топят, вешают, над ним всячески издеваются, добиваясь мужа-ровни. Не старик, не пьяница, не недоросточек — выбор парня-ровни отображал идеальное, с точки зрения крестьянской девушки, замужество. Несмотря на «трагическое» содержание, такие песни были проникнуты радостным мироощущением, они пелись «бегло», с притоптыванием и прихлопыванием в ладоши.

«Радость мгновенна, неуловима, горесть долго, очень долго тревожит человека», — писал Ф.Студитский (с. V). Современные исполнители в Заонежье, Поморье четко разделяют песни, певшиеся на летних игрищах и зимних бесёдках: летом песни «долги е», «продольныя», зимой, «чтоб нога шевелилась» (А.В.Панфилова, 86 л., с.Великая Губа. — Архив автора).

Рассмотрим одну из заонежских бесёдных песен — «Перепелка», широко распространенную в конце XIX в. На примере семантики, жанровых особенностей, «бытовых трансформаций» главной песни заонежских бесёд можно составить представление о заонежской бесёдной песне в целом.

Первый из имеющихся у нас 9 текстов песни-игры «Перепелка» [006] записан в Толбовской (Толвуйской?) волости в 1841 г. Ф.Студитским. Эта песня внесена им в разряд круговых (частых). Она состоит из магического зачина, присущего только заонежским вариантам песни, описания собственно игры в перепелку и конечной третьей части — мифологического изображения перепелки:

Ты, хозяин, благослови!
Господин, благослови!
Нет ли лишнова бревна
Выше Краснова окна?
Где, где перепелка?
Где, где молодая?
Туды-сюды полетала,
Тому-сёму крыла дала,
Кому хочется,
Тот сволочится;
Кому тошно по нас,
Тот и будет у нас,
Кому не тошно,
Идти не — пошто,
Минуть не можно,
Бросить не за што.
Перепелка пташица
Примахала крыльяца,
По полю гуляючи,
Сокола имаючи.
Соколик мой ясной!
Молодец прекрасной!
Куды полетаешь,
Меня оставляешь?
Ради перепелки,
Ради молодыя,
Крылья золотыя,
Перья дорогия.
Куды захотела,
Туды полетела,
На плечики села,
Песенки запела.

«Эту песню поют часа два, — пишет автор. — Сначала молодец ударит по плечу девушку, девушка другаго молодца и т.д.".

Рассмотрим более детально «Перепелку» в записи П.Н.Рыбникова, т. к. перед нами не отдельно взятая песня, помещенная в сборник, а песня, включенная в хоровод и воспринимаемая в контексте молодежной беседы. В шуньгском хороводе выбор и порядок забав был определен заранее обычаем: «игра следует за игрой в известном порядке, пляска за пляской, во время каждой игры и пляски поются песни только известного рода и напева» (с. 121). Святочная беседа представляла собой разыгрывание свадебного ритуала по следующей условной схеме: выбор пары — сватовство, хождение попарно — сведение «молодых», припевание пар — благословение «мира» на брак. Исключительно свадебный смысл святочного хоровода объяснялся многими причинами. Назовем две из них: во-первых, чрезвычайная развитость свадебной обрядности на Русском Севере вообще, во-вторых, святочное времяпрепровождение шуньгской молодежи предшествовало началу свадебного сезона: в период межговенья (с Крещенья по Масленицу) 8/10 заонежской молодежи женились и выходили замуж (данные космозерского учителя-краеведа П.О.Коренного) [007].

«Перепелка» — первая песня шуньгской беседы. Начинается она с магического зачина — у Рыбникова записан один из самых развернутых вариантов. Его ассоциативную связь с колядкой впервые отметил В.И.Чичеров:

Ты, хозяин, благослови,
Господин, благослови,
Трожды по избы пройди,
Словцо вымолви…

На память приходит запись коляды из Олонецкой губ., которая пелась в первый день Рождества перед домами молодоженов:

Ты позволь, сударь-хозяин,
Ты позволь, господин,
Коледа!
Ты позволь, господин,
Да ко двору прийти,
Ко двору прийти,
Да словцо молвити… [008]

Однако далее, по мнению Чичерова, следуют слова, «утерявшие смысл»:

Нет ли лишнего бревна,
Выше красного окна,
Ниже потолока?

По нашему же мнению, именно этот фрагмент является опорным образом-символом песни. Лишнее бревно — это полка-воронец. «В старых избах, — пишет Рыбников, предваряя описание беседы, — воронец привешивается к потолку на веревках». Воронец — ритуальный предмет. В ранних описаниях олонецкой свадьбы (Дашков В., 1842; Рыбников П., 1860) сказано, что в свадебный день, по приезде жениха в дом невесты, во время одевания невеста плачет, а сваты бьют в воронец, приговаривая: «ну, сватьюшки, поворачивайтесь, подавайте невесту, жених скучает». Большой сват шел сватать, имея в руках деревцо-палку. Под домом невесты «он поколотит, как бы просясь в дом». Во все время свадьбы он носит ее с собой. И лишь в конце свадебного дня оставляет в избе: теперь можно и должно сломать «палку свата». Палка разламывается через воронец. Обломки палки девицы прибирают себе для того, чтобы скорее постигла и их участь невесты.

Таким образом, первые строки песни рисуют нам колядовщиков. Однако в следующих словах происходит святочное переряживание. Перед нами сваты. Дальнейший жест-удар домысливается. Поэтика трехстрочного фрагмента состоит в его соотнесенности с внутренним движением обрядового действия на святочной беседе. После этих слов начинается «женитьба»:

Гди, гди пелепелка,
Гди, гди молодая?
На девках пелепелка,
На девках молодая.
Туды-сюды полетела,
Тому-сему крылом дала,
Кому любо золотое.
Кому слюбится — приголубится,
Кому хочется — тот сволочится,
Наколотится и взад воротится.
Кому тошно по нас —
Тот и будет у нас, —
Кому не тошно —
Идти не почто,
Миновать мудрено,
А бросить не за что…

«Самая игра состоит в том, что парень подойдет к девушке, ударит ее по плечу, обменится с ней низким поклоном и воротится на свое место. Затем подымаются с лавок девушки, подходят к парням, отплачивают им ударом и поклоном и рассаживаются по своим местам». В заонежском варианте великорусской игровой песни текст упрощен (в частности, опущены древние мотивы «ладу», «диль-диль», характерные для весенних хороводов) и сюжетно прикреплен к первым магическим строкам. Удар по плечу (символ женитьбы в великорусских играх) и удар по воронцу (символ сватовства в олонецких свадьбах) — ключевые образы обеих частей песни. «Колотятся» с вестью о скорой женитьбе многие персонажи песен, исполняемых на бесёдах и свадебных вечеринках:

Скоморох ходил по улицы,
Удалой ходил по широкой.
Уж он бьется — колотится
У души у красной девицы,
Под окошечком косявчатым…
Удалый добрый молодец
Григорий-то Иванович.
Он сворачивал с дороженьки,
Приворачивал к окошечку,
Колотился под окошечком
Своей тростью натуральною…

(Рыбников П.Н., с. 127, 45).

Мифологизированный образ перепелки с золотыми крыльями ассоциировался в народном сознании с образом девушки. (Ср. со словами «прихвальной» заонежской песни в записи Е.Барсова; «Роди сына сокола, дочку милу перепелицу, душу красну девицу…"). Суть игры в перепелку — выбор пары (сватовство), причем в игре выбирает парень (как на свадьбе). За «Перепелкой» на беседе «непременно» следовала «утушка». Утушка — образ просватанной девушки, широко распространенный в олонецких свадебных причитаниях. По нашему мнению, «Утушку» пели и играли уже выбранные девушки.

В имеющихся у нас записях «Пелеполки» Барсова (бесёда на масленичной неделе в Толвуе в 1867 г.) и «Перепелки» Лысанова (свадебная вечеринка в Сенной Губе в 1880-е гг.) зафиксирован окончательно сложившийся к концу XIX в. устойчивый вариант заонежской «Перепелки». И текст, и описание игры близки тексту и описанию Рыбникова.

70—80 гг. XIX в. явились поворотными для обрядовой культуры Заонежья. В связи с сильным развитием торговли и отходничества, под мощным влиянием городской моды сложившаяся система бесёдных собраний (и ее основы — зимнего хоровода) стала стремительно разрушаться. Разрушение бесёды повлекло за собой разрушение бесёдных песен. Большинство выпавших из системы бесёдных увеселений песен исчезли вместе с исчезновением бесёды. На примере «Перепелки» видно, как утрачивалось жанровое своеобразие бесёдной песни, текст затрагивали бытовые трансформации.

Два варианта «Перепелки» были записаны в начале 90-х гг. XIX в. Левиным в Толвуйском и Горском приходах. В записи толвуйской бесёды мы наблюдаем стихийное сочетание остатков древнего хоровода с новыми формами молодежных увеселений (кадриль, лянсье). «Перепелка» исполняется уже не в начале, а в середине бесёды, но она до сих пор «главная песня». (Перед ее началом парни и девушки занимают установленные традицией места.) В тексте песни традиционный магический фрагмент сменяется новыми словами, в которых чувствуется образность и ритмика частушек, приговоров дружки:

Заводите перепелку,
Заводите молодую,
Не оглядывайтесь –
Обоваживайтесь.
Поскорее шевелитесь,
Никого вы не стыдитесь,
Перепелка перелет,
Перепелку «чорт» понес
Выше красного окна,
Ниже потолока».

Строфы со свадебной семантикой оказались в центре песни, забыт воронец, это перепелка «летает» «выше красного окна, ниже потолока». Новые веяния коснулись всего: молодежь не боится, что, по крестьянским поверьям, упоминание нечистой силы могло «унести» того, к кому обращались.

Туды-сюды полетела,
Тому-сему крыла дала,
Перепелка пташица,
Примахала крыльями,
По полу летаючи,
Сокола имаючи.
Соколик ясный,
Молодец прекрасный:
Куда (ы) поезжаешь,
Меня оставляешь?

Полностью повторен фрагмент текста Ф.Студитского, почти без изменений просуществовавший до конца XIX в. (кроме снижения образа перепелки: «по полу летаючи»), однако завершается он в духе жестоких романсов:

В Питер городочик
На один годичик.

Обрядность песни нарушается, игра усложняется, смыслом ее становится хлопанье все большего числа игроков в быстром темпе. То же чисто развлекательное действие без связи с обрядом мы наблюдаем и в записи песни-игры «Перепелка» Г. Куликовским.

Оригинальный вариант «Перепелки» был записан П. Левиным в Горском приходе. В песне нет образа перепелки, хорошо сохранившийся магический фрагмент завершается частушкой, в свою очередь переходящей в проходочную песню. Игра также стала проходочной (тип заонежской игры «со вьюном»):

Благослови-тко, хозяин,
Благослови, господин,
В избе по полу пройти,
Слово выговорить.
Нет ли, хозяин,
В избе лишняго бревна?
Выше красного окна,
Выше красного окна,
Ниже потолка,
Потолочина упала,
Девке в голову попала.
Шел детина на беседу
(протяжно).
Шел не в шубе, не в кафтане,
В одной ситцевой рубашке,
Во шелковом опояске.

В последних вариантах записи «Перепелки» (Великая Губа, 1926; Сенная Губа, 1931) образ перепелки полностью теряет свой мифологический подтекст. В одном случае он перекликается с образами из разухабистой частушки: «Туды-сюды полетела, тому-сему взашей дала». В другом — потешная песенка «Перепелка» полна горького смысла: «Перепелка-пташечка переломала крыльяца, по лету, летаючи, сокола имаючи». Образ перепелки с обломанными золотыми крыльями — закономерный итог трансформации этой бесёдной песни к началу XX в. В какой-то мере это и символическое изображение обрядового искусства Заонежья в целом.

 Сноски

⁰⁰¹ Беседы и беседные песни в уездах Петрозаводском и Повенецком // Песни, собранные П.Н.Рыбниковым. Петрозаводск, 1991. Т. 3. С. 122-142.
⁰⁰² Калашникова Р.Б. Молодежная заонежская беседа конца XIX - начала XX в. // Кижский вестник № 4, Заонежье. Петрозаводск, 1994. С. 57-68.
⁰⁰³ Народные песни Вологодской и Олонецкой губерний, собранные Ф.Студитским. СПб., 1841; Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом к этнографическом отношении, составленное В.Дашковым. СПб., 1842; Барсов Е.В. Олонецкия бытовыя песни // Олонецкие губернские ведомости (далее - ОГВ). 1868. № 24-27.
⁰⁰⁴ "В Толбовской (Толвуйской?) волости сбирается на беседу до 70 девушек, все они сидят на коленях у молодцев" (Студитский Ф., 1841).
⁰⁰⁵ Сказки и песни Белозерского края / Зап. Б. и Ю. Соколовы. М., 1915. С. 347.
⁰⁰⁶ См.: Народные песни Вологодской и Олонецкой губерний, собранные Ф.Студитским. С. 60; Песни, собранные П.Н.Рыбниковым. С. 122-123; Барсов Е.В. Из обычаев обонежского народа. Увеселения на Маслянице // ОГВ. 1867. № 8; Досюльная свадьба, песни, игры и танцы в Заонежье Олонецкой губернии (собрано и изложено В.Д.Лысановым). Петрозаводск, 1916. С. 71; Певин П. Толвуйский приход Петрозаводского уезда Олонецкой губернии // ОГВ. 1891. № 84; Он же. Очерк Горского прихода Петрозаводского уезда Олонецкой губернии // ОГВ. 1894. № 52; Куликовский Г.И. Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1898. С. 79; Материалы этнографической экспедиции ЛИЛИ в Сенногубский с/с в 1931 г. // Архив КНЦ РАН. Р. 6, оп. 1, д. 66, ед.хр.6, с. 9; Материалы этнографической экспедиции в Заонежский район // Архив КНЦ РАН. Ф.1, оп. 1, кол. 76. № 59.
⁰⁰⁷ Коренной П.О. Свадебный день в деревне // ОГВ. 1910. № 22.
⁰⁰⁸ Колосов М.А. Заметки о языке и народной поэзии в области северовеликорусского наречия / Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 17. №3. СПб., 1877. С. 168. Подобные аналогии можно найти и в тексте народной драмы "Лодка", олонецких причитаниях, приговорах дружки...